«А я его и сейчас жду…»: памяти Ивана Архиповича Музалева
В спецпроекте «Лица Победы» пресс-служба Росреестра Хакасии рассказала о том, как бабушка одной из сотрудниц ведомства верно много лет после войны ждала своего мужа, отца своих детей:
«Если бы Иван Архипович Музалев сошел с фотографии 50-летней давности и прошелся по селу Рощинскому, на него бы засмотрелись. Хорош собой был колхозный механик! Под стать ему была и жена Валентина Васильевна Кошкарева. Видная была пара, дружная и счастливая. А познакомились они ближе к посевной. Она кашеварила, а он с техникой в поле возился. Одному командировочному шоферу из артемовска кто-то из местных балагуров взял и сунул папироску в суп. Ох и зашумел шофер на повариху. Взялась она оправдываться, что знать не знает, чья это злополучная папироска. Тут и заступился за нее Иван Музалев, не дал в обиду деревенскую девчонку. И пробежала между ними искра симпатии. Стали вместе гулять, потом поженились. За шесть лет совместной жизни нажили двух детей, а печать в паспорте так и не успели поставить, все недосуг было, да и не придавали этой детали особого значения в те времена.
25 июня 1941 года в последний раз обнял Музалев свою жену, сына и дочь и уехал на фронт.
«Что бы ни было, только замуж не выходи», — попросил он жену на прощание.
А 8 июля получила Валентина письмо мужа из-под Смоленска. Писал он о сильных боях.
«Жив буду, напишу», — заканчивал он свое письмо.
Но больше не написал и как в воду канул. Не вернулся вместе с ним и односельчанин Таранец, но приехали с фронта раненые Ремезов и Левадный. Лишь полтора месяца прожили и умерли.
«Не жди, не вернется, — сказали они Валентине Васильевне. – Попали они в страшное пекло, все горело: лес, земля, даже сам воздух».
Там-то, под Смоленском, и видели они его в последний раз.
Но Валентина Музалева все ждала. Пятилетнюю Аню и двухлетнего Сашу, когда те болели, оставляла одних. Знала: присмотрят старички-соседи Юговы. В благодарность мыла им полы, стирала бельишко. Жили одной семьей, не считались. А когда дети были здоровы, носила их в ясли-садик.
Рабочий день в колхозе был по 10 часов, без выходных. Все приходилось делать: косить, заготавливать дрова, возить продукты для армии на лошадях до Абакана. В обозе – вещи, сало, мука. Мужчины понимали, что у солдаток дома дети одни остаются. В Минусинске сгружали в свои сани провизию и заворачивали женщин назад домой. Иван Сомов, Федул Сухомлинов, Кузьма Ровных – век их не забыть. В войну люди жили общими радостями и горестями. На квартире у Музалевых в разное время жили то Таня Таранец с ребенком, то учительницы Елизавета Федоровна Рыбченко и Татьяна Дмитриевна Нестеренко. На день нары, на которых спали, убирались, чтобы было где детям играть. Во что они играли, сколько раз плакали, один Бог знает, а матери были на работе, несли свою ношу помощи фронту.
— Валя Степанова, Поля Родионова, Маруся Василевская были в войну трактористками, — вспоминает имена односельчан Валентина Васильевна.
А она пошла работать в школу техничкой. Заготавливали дрова, пилили их, кололи, носили и топили печки, мыли и стирали в ту военную пору школьные технички. Военный налог мало что оставлял семье. Сама и дети пообносились, наголодались. И все ждали весточки с фронта. В середине войны пришла похоронка на единственного брата Андрея Кошкарева.
9 мая как обычно пришла на работу в 6 часов утра. Делала свое привычное дело. А в обед кто-то из учителей радостно крикнул: «Валя, война закончилась!»
Зашла она в учительскую, а там радость, смех, улыбки. Не помня себя, побежала она в угловой класс, упала на стол и забилась в плаче. К вечеру ее нашли и привели в чувство. Дальше было так: приходили односельчане кто ранен, а кто и невредим. А ее сокола все не было. Повзрослевшие дети читали то единственное письмо, а ей от этого чтения становилось еще тяжелее. И однажды не выдержала она и бросила лист бумаги в пылающий огонь печи. И потянулись годы одиночества. Особенно тяжело было по праздникам. И выбелит, и выкрасит, и пирогов напечет, и выйдет за ворота, и окна все просмотрит, а его все нет и нет.
— И долго вы так мужа ждали? – спрашиваю я седую женщину со светлыми глазами.
— А я его и сейчас жду…
Выросли дети, получили образование. Выросли уже и внуки, подрастают правнуки. И все они знают своего отца, деда и прадеда только по фотографии. Живым помнит его лишь жена, знавшая только одного мужчину в жизни. Сватались к вдове многие, но не захотела она детям отчима, себе другого мужа, да и душа ни к кому не лежала, и просьбу последнюю мужнину помнила. А еще постоянно сверлила мысль: а вдруг? Ведь бывают же чудеса. Ведь пишут же в газетах и в кино показывают, через 20-30 лет встречаются.
Праздники теперь встречала у золовок, те с пониманием относились к вдове. По другим компаниям почти не ходила.
— Сходишь, а придешь вся в слезах. Если кто из мужчин пригласит на танец, а жена уже и губы на локоток – ревнует. Вроде я и не человек. Семейная женщина эгоистична, самоуверенная, боли ей бабской одинокой не понять. Так что редко я по компаниям ходила, все больше с детьми да внуками, — печально улыбается Валентина Васильевна. – Конечно, век мой долог показался, ведь все самой приходилось делать. Вот дед Плешков огород все помогал пахать, спасибо ему большое. Баня ли прохудилась, столбы ли упали – обо всем думать надо, как сделать самой. Плохо тем, у кого мужа нет и дети далеко, но хуже у кого их совсем нет. Они моя радость, моя память о коротком бабьем счастье. Что ж поделаешь, если война нас несчастными сделала, молодость загубила, гнездо семейное порушила. Видно, судьба такая…
В День Победы откроется калитка у Валентины Васильевны, и выйдет она на улицу в который раз, и особенно в этот день сожмется ее сердце».